Он сам купил себе билет в кассе вокзала и, пребывая в задумчивости, двинулся к Матильде, размышляя, как сообщить ей эту новость. Погруженный в свои мысли, он не заметил, как со скамьи поднялся какой-то человек и двинулся следом за ним. Второй, неброского вида тип, стоял неподалеку и наверняка слышал весь разговор Желтовского с кассиром. Во всяком случае, он тоже куда-то торопливо направился, едва лишь адвокат покинул здание вокзала.

Визит полицейского следователя чрезвычайно возбудил Ефрема Нестеровича. Что-то непонятное было в этом посещении, осталась какая-то недосказанность. Или это его больная голова уже ни черта не соображает, мешает понять, что тут к чему? Полковник мучился до тех пор, пока из церкви не воротились жена и дочь. Услыхав их голоса, он резко дернул шнурок колокольчика. Полина Карповна, а вслед за ней и Зина вбежали в комнату больного.

– Что ты, Ефрем Нестерович, шумишь? Чего тебе надобно, голубчик? – Жена с улыбкой двинулась было к кровати супруга, да так и застыла, словно пригвожденная к полу его яростным взглядом.

– Полицейский приходил, – полковник не сводил с жены глаз и, увидев, что она взволновалась, прямо в лоб спросил: – Анатоль где? Отчего его так долго нет?

Полина Карповна отшатнулась, и ужас отразился на ее лице. За все это время они с Зиной так и не придумали ничего на случай такого прямого вопроса со стороны Боровицкого.

– Ефремушка, голубчик! – жалобно заскулила супруга, отчаянно пытаясь избежать развязки.

– Да говори ты, черт бы тебя побрал! – зарычал из последних сил полковник. На его бледном лбу выступили крупные капли пота. Он изнемогал от дурных предчувствий, неизвестности и собственного отчаянного бессилия. – Зина, хоть ты скажи отцу правду! – взмолился Боровицкий, переводя взор на дочь, которая стояла подле его постели ни жива ни мертва.

– Брат умер, папенька, – едва пролепетала дочь, но полковник ее услышал.

– Умер?! – выдохнул он. – Но когда же?!

– Уже три месяца тому…

– Как, как он умер?

– Так ведь это она, его Розалия и убила! – отчаянным голосом вскричала Полина Карповна. – Отомстила, отомстила Толеньке, проклятая, да и нам всем заодно!

– Вот как! – только и сумел вымолвить Боровицкий. – Вот, стало быть, как… А ведь я, дурак, должен был и сам догадаться. Ведь вы обе в трауре. Да что с меня возьмешь теперь… Ступайте, отдохнуть хочу…

Он едва шевелил посеревшими губами.

– Но папенька!

– Ступайте, – и он отвернулся, уткнувшись лицом в подушку.

Зина подхватила мать, захлебывавшуюся слезами, и поволокла ее прочь из комнаты. Полина Карповна далеко не пошла, осталась тут же, подле дверей. Прошло около часа. Полина Карповна, тихонько подвывая, позвала мужа. Без ответа. Прошло еще полчаса. Ефрем Нестерович не отвечал. Она заголосила. Снова сбежались и Зина, и прислуга.

– Зина, доченька, сил моих нет, войди к нему, посмотри… Я боюсь!

Зина перекрестилась и вошла в комнату отца твердой походкой. Она что-то долго не возвращалась, и мать сама решилась и вошла следом. Зина стояла у постели Боровицкого, рукою прикрыв его глаза.

Полина Карповна пережила супруга всего лишь на две недели. Зина, похоронив обоих родителей, осталась одна. Она рассчитала почти всю прислугу и целыми днями просиживала в опустевших комнатах. Семейное горе придало ее лицу угрюмое выражение, состарив девушку лет на десять. Пустота и чернота обступили ее со всех сторон. Одна, совсем одна, никому не нужная! Никем не любимая! Родители так любили своего ненаглядного сыночка, что и на тот свет поспешили за ним, чтобы не расставаться с Анатолем. А ее оставили на произвол судьбы.

Правда, еще есть Таисия и ее дети, родные племянники Зины, дети Анатоля. Но после всего того, что Таисия узнала о своем браке, она больше не хотела видеть ни Зину, ни родителей своего покойного «супруга». Молодая вдова, конечно, не могла не прибыть на похороны стариков Боровицких, но до этого печального события она явно старалась не приходить в их дом и не знаться с ними так тесно, как то было прежде. Так что нынче она и вовсе не пожелает видеть Зину, единственную из Боровицких, из этой семьи, которые ввергли ее в такой немыслимый, нескончаемый позор.

Звонок! Зина вздрогнула всем телом. Кто бы это мог быть? Все соболезнования уже получены, а подруг и друзей у Зины как не было, так и нет.

Шурша черным траурным шелковым платьем, в комнату вошла Таисия Семеновна. Зина вжалась в кресло. Ну вот, легка на помине! Пришла сказать, что более не желает ее знать и просит Зину не беспокоить ее визитами.

– Зина, ты очень бледна. Ты совсем не выходишь из дому?

– Нет, – покачала головой в ответ Зина.

– Так нельзя, ты не можешь все время оставаться одна, со своими печальными мыслями. Мне тоже нелегко, но дети приносят мне радость и умиротворение.

– Да, они у тебя славные, все в…

Зина осеклась, хотела, как раньше бывало, сравнить их с отцом – Анатолем. Подчеркнуть их сходство – это считалось в семье высшей похвалой для детей.

– Я их по-прежнему очень люблю, – произнесла поспешно Зина и печально умолкла, не зная, чего ей ждать от визита невестки.

Последние слова золовки болью отозвались в душе Таисии. Старший мальчик и впрямь был вылитый отец. Узнав чудовищную правду о муже, отце своих детей, несчастная женщина невольно отодвинула от себя сына только за одно его сходство с Анатолем. Бедный ребенок, не понимая, в чем дело, однажды кинулся к ней на шею, обливаясь слезами.

– Маменька, маменька! Отчего вы больше не любите меня, как прежде?

– Что ты удумал, милый? – смутилась мать.

– Вы всех целуете, а меня – нет, и по голове не гладите, как прежде! – и мальчик заплакал, уткнувшись лицом в грудь матери.

– Бедное мое дитя, прости свою неразумную мать! Я люблю тебя, как прежде! – и она осыпала его нежными поцелуями.

Долгими ночами, лежа без сна в широкой постели, она без конца вспоминала свою жизнь с мужем и все пыталась найти в этом прошлом хоть что-нибудь, что дало бы ей намек на скрытую порочность его натуры. Нет: любовь тогда так ослепила ее, что она ничего не могла понимать и видеть правильно. Она негодовала на свекровь, так и не будучи до конца уверенной, знала ли та страшную тайну Анатоля. Ну, а о свекре и говорить нечего! Не бывало и дня, чтобы Таисия не проклинала его чудесное «просветление». После похорон стариков Боровицких, вконец измучившись, утомленная этими раздумьями, Таисия приняла решение и направилась к осиротевшей золовке. Нельзя сказать, что она уж очень любила сестру мужа, Таисии был не по душе резкий нрав Зинаиды. Но теперь, когда она приняла решение, только Зина могла ей помочь.

– Зина, я долго думала о том, что произошло между нашими семьями. – Таисия нервно прошлась по комнате. Зина сжалась в комок. – Теперь, когда с нами нет тех, кто знал эту гадкую правду, когда пресловутая Розалия изменилась так, что ее не признает никто, даже из близких ее знакомых, когда Желтовский еще сто раз поразмыслит, прежде чем обнародовать свое преступное соучастие… Словом, я решила для себя… Ничего не было, Зина! Ничего! Анатоль безгрешен! Наш брак – законен! Я искренне скорблю о его кончине. И дети должны вырасти, почитая память отца как достойного и благородного человека.